|
|
|
|
|
|
|
В системе русского литературно-книжного словообразования характерно наличие лишь очень небольшого количества имен существительных, произведенных при помощи суффиксов от основ старославянских причастий на -ущ-. Это слова с суффиксом -ств-о: могущество, имущество, преимущество, существо — и с суффиксом -ность: сущность и будущность (ср. бытность).
Но было бы величайшей ошибкой найти в этих двух морфологических цепях или даже в одной из них продукт словотворчества одной и той же социальной среды и одной и той же эпохи. Обоснование такого вывода невозможно без предварительной реконструкции индивидуальной истории каждого слова. Так, слово будущность в русском литературном языке — более нового образования, чем слова сущность и бытность.
Слово будущность в современном русском языке выражает два значения:
1) `Будущее чего-нибудь, состояние, положение чего-нибудь в будущем'. Например: будущность европейской культуры, будущность народного образования. Это значение свойственно стилям книжного языка, хотя оно широко употребительно и в разговорной речи интеллигенции.
2) `Участь, карьера; ожидаемый успех, будущее преуспеяние'. Пророчить кому-нибудь блестящую будущность. У этого дела нет никакой будущности. Погубить свою будущность. Перед ним — печальная будущность (см. Ушаков, 1, с. 199). Это значение тоже носит отпечаток книжности, но оно ближе к общеразговорной бытовой речи. Это значение развилось на основе оптимистической, положительной оценки того будущего, на которое указывало слово будущность.
Легко заметить, что слово будущность в одном из своих значений — именно в первом, основном — синонимично со словом будущее. Однако эта синонимия не полная. Она не покрывает всех значений и оттенков слова будущее. Например, в предложениях: будущее покажет, как ты заблуждаешься; в ближайшем будущем сообщение об этом появится в газетах — слово будущее имеет значение будущего времени, т. е. времени, следующего за настоящим. Это очень отвлеченное значение чуждо слову будущность. С другой стороны, значение `участь, карьера' не развилось и не могло развиться в слове будущее, так как общее, нейтральное обозначение того, что случится и может случиться вслед за настоящим, лишено непосредственной эмоциональной оценки. В русском литературном языке XVIII и начала XIX вв. в субстантивированном значении слово будущее употреблялось главным образом в простом и среднем стиле. В высоком стиле ему соответствовало церковнославянское слово грядущее, которое было широко употребительно и в поэтическом языке до 40-х годов XIX в. Например, у Пушкина в «Элегии» («Безумных лет угасшее веселье...»):
Мой путь уныл.
Сулит мне труд и горе
Грядущего волнуемое море.
У Лермонтова в «Думе»:
Печально я гляжу на наше поколенье,
Его грядущее иль пусто иль темно.
Слово будущность было образовано в новом стиле российского языка конца XVIII — начала XIX вв. для вытеснения слова грядущее. Карамзину и особенно той литературной школе, которая сделала имя его своим знаменем, слово грядущее представлялось церковнославянизмом, не соответствующим легкости и элегантности среднего светского стиля, а слово будущее — слишком банальным, маловыразительным бытовым или школьным. На помощь приходил излюбленный Карамзиным и его сторонниками (например, П. А. Вяземским) прием образования отвлеченных слов при помощи суффиксов -ость и -ность (ср. продуктивность французских суффиксов -eté, -ité, -abilité и т. п.). Для слова будущность образцами могли служить сущность и отчасти бытность. В журнале «Московский зритель», издававшемся кн. П. Шаликовым (1806, ч. 2, № 3, с. 24), издатель в примечании указывал, что слово будущность — неологизм. Поводом к издательскому примечанию послужило употребление слова будущность в стихотворении Б.* «Воспоминание»: «А я всю будущность мечтаньем обнимая».
А. С. Шишков в «Рассуждении о старом и новом слоге российского языка» порицал писателей, которые «из русских слов стараются делать не русские, как, например: вместо будущее время говорят будущность, вместо настоящее время — настоящность и проч.» (Шишков, Рассужд. о ст. и нов. слоге, 1813, с. 23). Тут же в примечании разъяснялось, что «сии слова, нигде прежде в языке нашем не существовавшие, произведены по подобию слов изящность, суетность, безопасность и проч. Ныне уже оные пишутся и печатаются во многих книгах: а потому надеяться должно, что словесность наша время от времени будет еще более процветать. Например: вместо прошедшее время станут писать прошедшность».
Иронические пророчества Шишкова не сбылись: не только не возникло слова прошедшность, но заглохло и индивидуальное новообразование настоящность. Но слово будущность укрепилось в русском литературном языке, правда, не без борьбы. Еще в 30-х годах в анонимной повести «Авторский вечер» (1835) литературный старовер-дядя убеждал своего племянника, сторонника стиля Сенковского и «Библиотеки для чтения», что у слова будущность нет никаких перспектив, что оно образовано вопреки морфологическим нормам не только русского, но и французского языка. Ведь во французском языке нет слова la futurité, а `будущее' здесь выражается словами le futur или l'avenir. И все же слово будущность вошло в норму нового слога российского языка уже в 10-е годы или, вернее, к 10-м годам XIX в. У А. Ф. Мерзлякова в «Воспоминании о Ф. Ф. Иванове»: «Они умеряли порывы восторгов наших, не убивая их совершенно, давали нам строгие советы, не приводя нас в отчаяние и закрывая перед очами нашими печальную будущность завесою благообещающей отдаленности» (Труды о-ва люб. росс. словесн., 1817, ч. 7, с. 103).
Слово будущность в силу особенностей своего образования и своей экспрессивной окраски ужилось рядом со словом будущее. Неологизм будущность представлялся более литературным, эффектным, чем будничное слово будущее. В этом отношении между словами будущность и будущее, с одной стороны, и настоящность — настоящее, с другой стороны, не было стилистического параллелизма. Слово настоящее в отвлеченном, субстантивированном употреблении (т. е. в значении `современность, наличная жизнь, настоящее время') само казалось слишком книжным, школьным. В образовании слова настоящность тем менее ощущалось нужды. Характерно, что субстантивированная форма настоящее в качестве особого слова не помещено ни в одном русском толковом словаре XIX в.
В слове будущность, в отличие от будущего, уже в 20—30-х годах XIX в. обозначился оттенок `перспектива, участь, карьера'. Но в словаре 1847 г., куда впервые попало слово будущность, оно определяется еще как синоним слова будущее: «То же, что будущее. Счастливая будущность» (1, с. 180). Так же поступает В. И. Даль: «Будущность ж. будущее, все то, что еще впереди, по времени» (cл. Даля 1880, 1, с. 148).
У В. И. Даля в «Похождениях Христиана Христиановича Виольдамура и его Аршета»: «Расписав себе великолепную, громкую и славную будущность, он простился с благодетелем своим и перебрался на другой конец города» (Даль 1898, 10, с. 72); «Великолепная будущность, громкая слава на весь крещенный мир — и нищенская сума» (там же, с. 198); «Христиан... ожил, повеселел, старался расписать будущность свою по возможности веселыми красками» (там же, с. 223).
В последнем слове И. Г. Прыжова на суде (1870): «В моем прошедшем... была разрушена почти вся будущность. Виною этому не я, виною этому — самые сложные обстоятельства... Из всех людей моей профессии не было почти ни одного, у которого будущность эта не была разрушена, все это были жертвы...» (Прыжов, с. 419—420).
Любопытно, что в чешском языке образовано целое гнездо слов однородного типа, включающее в себя и прилагательное на -ný, и имя существительное на -nost, и субстантивированную форму имени существительного на -по, и соответствующие наречия: budoucný `будущий'; budoucno `будущее'; budoucnost `будущность, будущее'; do budoucna `вперед, впредь'; budoucnĕ `впредь, на будущее время'.
Трудно сомневаться в том, что все эти слова не восходят ко времени, более раннему, чем конец XVIII — начало XIX в.
Статья ранее не публиковалась. Печатается по машинописному экземпляру с авторской правкой, содержащему исправления и дополнения по сравнению с сохранившейся рукописью (6 ветхих листков разного формата). На одном из листков имеется текст, отсутствующий в машинописном экземпляре. Этот текст помещен в конце статьи.
В опубликованных работах В. В. Виноградова встречаются следующие упоминания слова будущность:
1) «Карамзин выдвигал задачу — образовать один, доступный широким кругам национально-литературный язык ”для книг и для общества, чтобы писать, как говорят, и говорить, как пишут“. Для этого необходимы: устранение резких церковнославянизмов, особенно культового, архаически-книжного и ”учено“-старомодного типа в произношении, грамматике и словаре, при широком использовании тех славянизмов, которые стали общим достоянием книжной речи; тщательный отбор наличного языкового материала и создание новых слов и оборотов (ср. неологизмы самого Карамзина: влюбленность, промышленность, будущность, общественность, человечность, общеполезный, достижимый, усовершенствовать и др.)» (Вопросы образования русского национального литературного языки // Виноградов. Избр. тр.: История русск. лит. яз., с. 198).
2) «А. С. Шишков замечает: ”другие из русских слов стараются делать нерусские: напр., будущность, настоящность и проч.“ (Шишков, Собр. соч., ч. 2, с. 23, 24). Как отмечено в работе G. Hüttl-Worth [Gerta Hüttl-Worth. Die Bereicherung des russischen Wortschatzes im XVIII. Jahrhundert. Wien, 1956, S. 53, 54], слово будущность — новообразование Н. И. Новикова» (Виноградов. Проблема авторства, с. 313).
3) «Особенно труден и запутан вопрос о новообразованиях русского языка, содержащих морфемы церковнославянского происхождения (типа будущность, современность, общественность и т. п.)» (О новых исследованиях по истории русского литературного языка // Виноградов. Избр. тр.: История русск. лит. яз., с. 245). — И. У.
|
|
|
|
